Персонажи: Яра/Госеки
Вызов: на песню
Комментарии: Никому от судьбы не деться. Ставлю жанр "другое", потому что хз что это. Но не ангст точно!
читать дальшеКогда они разговаривали в последний раз, Яра уже не помнил. Даже когда отправлено было последнее письмо, забыл, хотя это-то как раз можно было бы легко проверить. Но надо ли? Связующая нить порвалась, кажется, вечность назад, и даты не имели никакого значения.
По крайней мере, Яра был в этом уверен, пока Госеки не оказался у него на пороге. Встрепанный и запыхавшийся, замер в дверях, и мокрые волосы падали на лицо, а вокруг ботинок стремительно темнело пятно воды.
– Зонт забыл, – Госеки улыбнулся, и Яра подумал, что для того чтобы так промокнуть, нужно под дождем идти от самой станции.
– Мимо проходил, пустишь?
Яра посторонился, Госеки прошлепал в комнату, оставляя влажные следы на чистом полу. Потом он стоял, не прикасаясь ни к чему, и ждал, пока Яра принесет полотенце и сменную одежду. Свою – хорошо, что размеры совпадают.
– Как живешь? – Госеки не стал уходить в ванну, чтобы переодеться, и одежда его падала на пол лишь самую малость угрожая потопом. Яра отвлек себя завариванием чая и не смотрел в его сторону.
– Нормально. Работы много. Ну, знаешь, как всегда.
Госеки что-то пробормотал, Яра поднял глаза и натолкнулся на его взгляд – привычный и далекий одновременно. Он уже переоделся, и краем сознания Яра отметил, что эту рубашку и эти брюки на нем уже видел, почему-то от этого воспоминания стало тепло.
Чашка встала на стол, Госеки протянул к ней руки и улыбнулся.
– Хорошо-то как. Совсем продрог под этим дождем.
Яра промолчал. Вопреки собственной вере, что прошлое значения не имеет, он зачем-то перебирал в памяти слова, обещания, ненаписанные письма, прикосновения. Важно было помнить: все закончилось, потому что они так решили и потому что так было лучше. Но причины стерлись, а острое чувство сожаления выползло из глубины сердца и смотрело теперь на Яру глазами Госеки. И говорить уже ни о чем не было нужды.
– А вообще, я принес, вот, – Госеки порылся в сумке и извлек тщательно запечатанный в полиэтилен сверток. – Давно ношу с собой, а тут решил, надо отдать.
Яра улыбнулся, когда в руках его оказался бумажный самолетик с исписанными мелким почерком крыльями. Когда-то, теперь кажется уже очень давно, именно так выглядело его письмо, с которого все началось. История, разворачивавшаяся на бумаге, в музыке и движениях, лишенная слов как средства выражения чувств, с неровными крыльями и коротким полетом
– Ты почитай, – Госеки поднялся. – А я посплю. Устал ужасно, завра вставать рано. Где у тебя запасное одеяло, знаю, не вставай.
Яра читал долго. Притушив свет, потому что Госеки растянулся на диване в его гостиной и уснул практически сразу же. Читал и перечитывал, вгрызался в слова, пытаясь угадать их значение и надеясь, что угадал правильно. С Госеки всегда все было непонятно до конца, иногда Яра злился на это, но чаще – радовался и был благодарен. Прямолинейность в их отношениях его пугала.
Утром, когда Яра проснулся, Госеки уже не было. И бумажного самолетика, сложенного из письма, в которое Яра вложил все, что накопилось за месяцы молчания, тоже не было.
А вечером Госеки снова оставил на его пороге мокрые следы.
В Токио бушевал тайфун.